Подальше от мужчин. Радфем-коммуна «Пчёлы» - Любава Малышева

Подальше от мужчин

Радфем-коммуна «Пчёлы»

Любава Малышева

© Любава Малышева, 2017

ISBN 978-5-4485-5324-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кролик уезжает

Конрад спал на своем продавленном диване и не подозревал, что навсегда лишается семейного уюта. Спутница жизни, розовый младенец, набор кастрюль, кролик Хокон IV и чемодан с одеждой погрузились в белый фургон и отправились в неизвестном направлении, с каждым мгновением удаляясь от толстяка в красном спортивном костюме.

Пустые пивные бутылки и жестянки, разбросанные по комнате, утратили свои алкогольные проценты и взамен приобрели способность размышлять. Они морщили этикетки, грустно переглядывались, вздыхали и осторожно подвигались поближе к бесчувственному телу. Они доставали бумажные платочки и планировали, как будут утешать Конрада, когда он проснётся. Ну, это я думаю, что они планировали. По-крайней мере, это было бы по-товарищески. И я бы даже остался в комнате ненадолго, чтобы уточнить все эти нюансы, но сейчас мне интереснее проследить, куда едет белый фургон.

– Она все-таки сделала это, – сказала Зелёная банка.

– Да. Без неё будет лучше, – сказала Чёрная банка.

– Ну, это как посмотреть, – сказала Зелёная банка. – Что, если он завяжет?

– Он? – сказала Канистра. – Я знаю этот тип клиента, они наши навсегда.

– Я бы не была такой категоричной, – сказала Английская банка, – может случиться всякое.

Водитель фургона насчитал десять поворотов, пока спускался к центру города. Ветер раскачивал фонари, дождь заливал ветровое стекло, темные деревья наступали на дорогу. В центре Бергена машина остановилась, водитель спрыгнул на землю, прошелся до банкомата и снял 5 000 норвежских крон. Женщине, которая наблюдала за всем этим с пассажирского сидения, было 30 лет. И ровно год назад она уже убегала из дома.

Пчёлы

Ди создала женскую коммуну «Пчёлы» пять лет назад. Она сняла старый белый дом в центре города. На первом этаже была одна жилая комната. И еще кухня, ванная, гостиная. На втором этаже – пять больших спален. Официальный городской «Кризисный центр» спасал до ста тридцати человек в год. Неформальные «Пчёлы» спасали двадцать. «Пчёлы» занимались только безнадёжными случаями и часто действовали не совсем законно. Что? Не совсем законно?

А вы всегда действуете законно? Что такое – законно? Вы курите траву? Представьте, что курите. Причем в самолёте. И в сумке у вас с собой довесок. Летит себе, летит ваш паровоз – то есть самолёт – из Копенгагена и вроде бы пока вы не преступник, но приземляетесь вы уже преступником. И всё, год за грамм, а то и хуже. Или, например, такое путешествие. Из Сан-Франциско в Иран. С гей-парада на шариат-парад, с радужной платформы на виселицу. Всё в жизни относительно, а законы – в первую очередь.

«Пчёлы» в философские рассуждения не пускались, действовали по ситуации. Что совершенно точно не укладывалось ни в какие государственные схемы и алгоритмы. Я, конечно, всё это рассказываю, потому что надо что-то говорить в машине, и дождь идёт, тоже время занимает. Но пора бы уже представить даму, которую увозят на белом грузовике.

Знакомьтесь, это Ира. 30 лет, коса 70 сантиметров. Муж хотел выкинуть ее из страны и навсегда отобрать ребенка. Поэтому, познакомившись с «Пчёлами», Ира вообще не раздумывала насчет кризисного центра, она согласилась сразу.

Машина остановилась около высокого крыльца. Вскоре Ира увидела свою новую комнату. Белые стены, маленькая двухэтажная кровать и диванчик, старое кресло, окно, выходящее на дорогу, книжный шкаф. Ире показалось, что она мечтала именно о такой комнате.

– Я никуда больше не уйду, – сказала Ира.

– Это было бы, конечно, лучше всего, – сказала Ди.

Конец исследования

Ира старалась делать всё, как обычно. Она поиграла с детьми, приготовила обед, убрала дом, полила цветы, запустила стиральную машину, искупала Александера, а затем уложила спать детей, осталась в детской комнате, притворилась спящей. Она вспоминала то, что советовала Марьяна.

– Тебе нужно будет забрать все документы, которые касаются тебя и ребёнка, плюс – вещи и работающую кредитную карту. Дорогого ничего не бери. Только свои вещи и вещи ребёнка – бельё, игрушки, косметику.

– Ладно.

– И придумай что-то, чтобы избежать секса ночью.

– Я знаю, что делать. Я лягу в детской, среди детей. Аутист начинает кричать, если его разбудить. Конрад ненавидит этого ребёнка и оставит меня в покое.

– Отличная идея.

– Я делала так один раз, но он утром меня избил.

– Теперь не изобьёт.

Конрад пришел с работы и уселся на диван перед телевизором. Он давно уже не разговаривал с Ирой, не здоровался и не прощался. Он не стал заходить в детскую, включил футбол и сидел перед телевизором, пока не уснул.

Ира спать не ложилась. Каждую минуту она смотрела в окно и проверяла, не подъехала ли машина Ди. Наконец, недалеко от дверей дома припарковался белый грузовик. Ире казалось, что всё происходит не с ней, а с кем-то другим. Она подумала: «Что, если опять придется возвращаться? Муж снова будет кричать, угрожать, бить.» Ира накинула пальто прямо на пижаму, очень тихо вытолкала из кладовки чемоданы, детское кресло, коляску, наполненную памперсами и украинскими книгами, сумку с детским питанием. Затем она зашла в спальню, вытащила кредитку из кармана джинсов Конрада, а еще через мгновение – со спящим Александером в одной руке и с кроликом Хоконом IV в другой – вышла из дома. Шел дождь, в огромной луже около грузовика лежала разорванная книга Забужко, «Полевые исследования украинского секса». Ира не стала поднимать книгу. Оставалось сделать еще один шаг и сесть в грузовик.

Мона

Моне было 34 года, она приехала в Норвегию из Польши и главным увлечением её жизни были велосипеды. Она рисовала велосипеды, фотографировала велосипеды, коллекционировала марки с изображением велосипедов, снимала концептуальное кино про велосипеды, работала гидом в веломузее, устраивала велоэкскурсии, участвовала в «Критических массах» всех городов, в которых когда-либо жила, пекла печенья в форме велосипедов, участвовала в велогонках, носила серёжки с маленькими серебряными велосипедами и, наконец, она возглавляла фирму, которая изготавливала и продавала так называемые велосипеды мечты. Клиент мог нарисовать желанный велосипед и получить модель, похожую на рисунок.

Рекламный слоган фирмы «Велосипеды Моны» предлагал всем подчеркнуть свою индивидуальность, изобрести и приобрести уникальное средство передвижения. Эта идея индивидуальности была совершенно провальной в Норвегии, где протестантизм, умноженный на суровые условия жизни, стал причиной появления добропорядочного равенства. Никто не хотел выделяться и покупать велосипеды мечты.

Мона жила в «Пчелах» в комнате на первом этаже – сначала вместе с Ди, а потом отдельно. В её комнате постоянно находилось от трех до пяти велосипедов. В гостиной на штанге под потолком Мона хранила колёса, там же висел жёлтый опытный образец, велосипед-старожил под номером 1. Как вы уже знаете, велобизнес развивался не очень хорошо, и поэтому в последнее время Моне всё чаще приходилось прибегать к плану B.

Она разместила в городских газетах объявление о изготовлении «кладбищенских оград вашей мечты». Она изготавливала ограды как для нынешних, так и для будущих покойников. «Хотите подчеркнуть свою индивидуальность после смерти?» – так начиналось объявление. Клиентов было не очень много, но загробные индивидуалисты, в отличие от скромных велосипедистов, приносили прибыль.

Ди говорила, что корень финансовых проблем Моны в том, что люди не придают особого значения своим мечтам и своей индивидуальности. После предложения изготавливать что-то, делающее людей похожими друг на друга, Мона обиделась, поехала в африканскую парикмахерскую, заплела длинные дреды. Мона рассталась с Ди, но из «Пчёл» не ушла, просто заняла отдельную комнату.

Лейла

Именно Мона пригласила в свою комнату новую жиличку – Лейлу, французскую эмигрантку арабского происхождения. Лейла была на девять лет младше Моны, снимала никаб только в ванной комнате, была категорической противницей нудистских вечеринок, боди-арта, однополого секса, вегетарианской еды и поселилась в «Пчёлах», где всё вышеперечисленное процветало, только из-за безнадежной жизненной ситуации. Бывает так, что последние люди, с которыми бы ты хотел общаться – единственные, кому вообще есть до тебя дело. Каждый день во время ужина Лейла говорила, что уедет, потому что не может больше жить с безнравственными «Пчёлами». Однако идти Лейле было некуда.

Никто из жителей коммуны никогда не вспоминал, как четырнадцатилетняя Лейла приехала в Норвегию в контейнере, через пять лет убежала из борделя в Осло и с тех пор принимала антиретровирусную терапию.